А. П. Мертваго
Петербург и Москва
Не политика, а культура создала неумирающий в течение двух столетий антагонизм Москвы и Петербурга.
Москва выросла из “земли” и поэтому имела слишком консервативный характер, чтобы позволить защищать государственные задачи сообразно с планами такой сильной индивидуальности, какою был Петр Великий.
Но не одному Петру был невыносим консерватизм Москвы. С увеличением населения России и с развитием ее государственной организации, нарождавшиеся индивидуальности пытались проявлять себя уже не уходом в казачество, как было в старину, не в занятиях разбоем, а в творческой деятельности.
Культ физической силы ослабевал, а консерватизм Москвы нелегко уступал почву для проявления новых нарождающихся индивидуальных качеств.
Двести лет тому назад Петербург для молодых культурных русских сил уже служил питомником, в котором наращивались силы для цивилизации страны.
Москвичи любят утверждать, что Петербург — не русский город.
Конечно, метод скрещивания русского с иностранцем значительно ускорил развитие Петербурга и придал ему вид. несколько напоминающий наименее культурные страны Западной Европы.
Но тем не менее не одним только путем скрещивания создались ценные культурные качества Петербурга, а главным образом путем отбора, так как Петербург, подобно Москве, растет преимущественно за счет тех сил, которые отдает ему провинция.
Не смоленец же, тяготеющий к Москве, или новгородец, тяготеющий к Петербургу, определяют собой культурный уровень обеих столиц!
Оба этих города преимущественно пользуются трудом ярославцев, тверяков, рязанцев и туляков; между тем трудоспособность Петербурга значительно выше Москвы, что, несомненно, отзывается и на различии уровней заработной платы.
На какую бы отрасль труда ни обратили мы внимание, мы в ней заметим в Петербурге не только несколько повышенное качество труда, но и некоторое повышение его продуктивности по сравнению с Москвой.
В Петербурге наборщик в типографии сносно набирает с таких рукописей, которые в Москве кажутся совсем неразборчивыми; официанты обслуживают большее число посетителей в ресторане; банщики дольше могут мыть; извозчики способны благополучно ездить по улицам с бойким движением; ломовики несут большую тяжесть; городовые способны до некоторой степени разбираться в нарушениях порядка уличной жизни; почта способна выполнять спрос на ее услуги.
Я перечислил несколько отраслей труда, в которых повышенная культурность петербуржца достаточно резко бросается в глаза всякому, но если бы можно было каким-нибудь прибором учесть работу всех жителей обеих столиц, то я не сомневаюсь, что средний рабочий Петербурга оказался бы значительно трудоспособное московского.
Конечно, некоторую роль в повышении трудоспособности Петербурга играли иностранцы, которых больше здесь, чем в Москве. Но повышенные требования к уровню труда будут безрезультатны, если нет в населении материала, могущего их удовлетворить.
Очевидно, что происходит какая-то сортировка среди рабочих сил, тянущихся в столицы: Ярославль, Тверь, Рязань и Тула направляют в Петербург свои лучшие силы, наиболее культурные, т. е. обладающие такими качествами, как сила, ловкость, сообразительность.
Даже сама Московская губерния из своих наиболее грамотных волостей посылает население в отхожие промыслы не в Москву, а в Петербург. То же делают и другие губернии России.
Этот отбор совершается как на местах в виде родового тяготения к Петербургу, так и в этом последнем, производящем сортировку пришлого элемента, причем наиболее трудоспособные лица находят себе дело, а остальные, долгое время перебиваясь со дня на день, в конце концов уходят в Москву.
Повышенная культура петербургского населения выражается не только в повышенной трудоспособности, но и, так сказать, в “экстерьере” его, употребляя термин животноводства.
Вглядитесь во внешний вид воскресной толпы или в физиономии хотя бы извозчиков, и вас поразит разница рабочего типа обеих столиц.
Как ни мало еще выработаны черты лица русского человека вообще, но, сравнивая улицу Петербурга и Москвы, вы увидите, что в Петербурге лицо уже начинает вырабатываться.
Конечно, культурность физиономии и телосложения петербуржца не может быть характерной по отношению ко всей России, так как не следует забывать, что это не есть результат уже создавшейся породы, а лишь отбора более культурных индивидуальностей.
Если Петербург представляет убежище, своего рода “Запорожскую Сечь”, для современных культурных сил России, то Москву нельзя не признать точным показателем их среднего уровня.
Москва отражает в себе все культурные недостатки страны, всю ее грубость, невоспитанность, наивность, а потому:
Нечего пенять зеркалу, что рожа крива.
Какова Россия — такова и Москва.
Низкий уровень трудоспособности большинства рабочих сил Москвы невероятно понижает работоспособность и тех отдельных лиц, которые вышли из общего уровня. Эти лица составляют, очевидно, здесь такое незначительное меньшинство, что ради их не стоит даже изменять низкую расценку труда.
Мне приходилось наблюдать работу маляров и столяров при ремонте квартиры; их продуктивность труда была в четыре раза ниже такой же работы в Петербурге.
Еще характернее отношение к труду в газетном деле. Для петербуржца покажется невероятным, что в Москве все большие газеты каждая для себя организуют разноску нумеров газеты подписчикам. Московская почта не может справиться своевременно с газетной разноской, и москвичи наивно думают, что иначе и быть не может…
Бесполезная затрата, или, вернее, растрата сил в Москве поражает не только иностранца, но даже петербуржца. Там, где требуется работа одного человека, в Москве, несомненно, в большинстве случаев будет стоять два. Если работоспособность человека позволяет заменить им двух или трех лодырей, то заработок его от этого не увеличится. “Работа дураков любит!”
Уважение к труду у нас, в России, вообще еще мало развито, но в Москве этот недостаток русской культуры еще более бросается в глаза. Здесь дворник не работающий, кухарка, не убирающая посуду, называются “белыми”, в отличие от дворников и кухарок, исполняющих более работы, носящие за это название “черных”.
Сообразно трудоспособности москвича незначительна и оплата его труда, а по оплате, — невысоки и потребности.
В Петербурге, например, дворники не стали бы жить в таких помещениях, как в Москве, да и полиция не допустила бы даже возможности отведения таких помещений для служащих.
В Москве масса населения непривередлива по отношению к комфорту, и, глядя на гуляющих даже по Тверскому бульвару, по степени чистоты лиц можно полагать, что еще небольшой процент москвичей испытывает уже потребность менять наволочки на подушке.
Характерно, по отношению несложности потребностей, то, что мясо в Москве имеет наполовину менее кухонных сортов, чем в Петербурге. В этом отношении, впрочем, Москва выше значительной части провинциальных городов, где сортировка мяса ограничивается делением на “задок” и “передок”.
Некультурность москвича по отношению к развитию вкуса отражается и на малом разнообразии огородных культур. В Москве потребитель еще не подозревает, что вкус разных сортов моркови, репы и других овощей очень различен. Москвич выбирает на рынке товар покрупнее, а потому и огородники принуждены культивировать чуть не кормовые сорта овощей, которым место не в огороде, а в поле.
Низкий уровень трудоспособности в Москве особенно ярко выражается в нищенстве.
Свежего человека Москва поражает числом просящих милостыню или “на чаек”.
“На чай” — это жизненный девиз всей рабочей Москвы. Не думаю, чтобы этот девиз мог уживаться с чувством собственного достоинства.
Москва, получая от России менее культурный материал, ниже Петербурга по среднему культурному уровню, но, благодаря своей долголетней исторической жизни, она далеко оставляет за собою Петербург в отборе творческих сил намечающейся русской культуры.
Петербург представляет собой только собрание людей, культурно выдвинувшихся из среднего уровня российского обывателя. Москва же сама выдвигает из своего нутра творческие силы.
Москвич обладает смелостью, которой у петербуржца нет. Нагляднее всего эта смелость проявляется в московских постройках нового типа.
В создании московской торговли и промышленности инициатива местных уроженцев играла главную роль.
В области науки и литературы Москва выдвинула немало лиц. Славянофильство, являющееся началом нашего национального самосознания, развилось также в Москве. Москва, являясь культурным центром России, не только отражала уровень русской культуры, но и сама создавала и выдвигала новые индивидуальности, участвовавшие в историческом творчестве.
Творчество всегда ново, и потому оно нарушает старое и, по отношению к нему, является преступлением. Инициатива в творчестве, без которой нет нарастания индивидуальностей, нет культуры, редко совпадает с добродетелью.
Глядя на величественный вид с Воробьевых гор, невольно думается: сколько в течение многих столетий исторической жизни Москвы совершено здесь преступлений, сколько нужно было потратить таланта, индивидуальности, чтобы заполнить красками эту чудную картину!..
Москвич творил Москву, но в то же время сознание греха, борьба консерватизма с инициативой заставляли его строить и заполнять колоколами свои “сорок сороков” в наивной надежде замолить греховные проявления своей индивидуальности.
И в святую ночь, когда раздается гармонический звон “сорока сороков”, этот звон говорит не только о тысячах преступлений жертвователей колоколов, но говорит и о культурной мощи, о культурной породе коренного москвича.
Речь. 1908.