ЛЕТНИЕ ГУЛЯНЬЯ.
В Москве, с наступлением весны, в Вербную Субботу, начинается первое гулянье. Оно бывает в экипажах, по главным Московским улицам, прилегающим к Кремлю и вокруг самого Кремля.
Тут, в первый раз появляются весенние моды наших щеголей и щеголих; при благоприятной погоде, бывает большое стечение народа, и в то время, когда тянутся бесконечные цепи новых, прекрасных экипажей, тротуары и средины улиц, наполнены толпами народа; простолюдины перемешаны с дворянством и купцами, проходят в Кремль и на Красную площадь, где обыкновенно бывает центр гулянья.
Тут цепи карет, тянутся иногда в 6 рядов; между ними рисуются, верхами, Московские молодые денди. На этом гулянии, в первый раз встречаются новые лица юношей, одетых уже щеголями, тогда, как прошедшим летом, они считались еще детьми. Гулянье продолжается до сумерек и спустя четверть часа, после разъезда, шумные, веселые площади и улицы, представляют одну смирную пустыню.
С самого этого вечера, начинается Страстная неделя; в город водворяется благоговейная тишина, вы слышите только одни унылые звоны колоколов, с их таинственно-печальными откликами, призывающими православных жителей к молитв.– Но наступает Великая Суббота, и снова мелочные, необходимые и прихотливые заботы людей, проявляются во всей своей сил.
Кареты несутся линиею к магазинам на Тверскую и Кузнецкий мост, другие спешат в Ряды и Гостиный двор; на многих улицах давка, почти нет возможности ходить от тесноты.
В Охотном ряду расставлены куличи, пасхи и красные яйца; туда стекаются хозяйки, дворецкие, повара и кухарки. Кто бежит и несет ногу копченой ветчины; кто тащится, едва передвигаясь под тяжестью нагруженных кульков, из которых торчит и нос испуганного петуха и печальное рыло поросенка, — производящего по улицам пронзительный визг, как бы от предчувствия, что ему не миновать беды.
Простолюдины несут, обвернутые в бумаг, новые шляпы; молодые девушки с картончиками, бегут за своими дешевыми покупками, — занимающими их более, чем богатого драгоценности; кто несет корыто, кто глиняный горшок и медный шандал; словом, всякий занят одним собой.
И для чего вся эта суета? Для того, что каждому хочется, встретив праздник Светлого Христова Воскресения, повеселиться и показаться между людьми своего общества. Но вот наступает этот Великий праздник! В то время, когда знатные и богатые, гранят Московскую мостовую, делают между собою свои странные визиты, не заставая друг — друга дома, простой народ веселыми толпами, в праздничных одеждах, при неумолкаемом звон колоколов, валит под качели, устроенные на Новинском валу.
Это гулянье, живо выражает собою высокое торжество Великой недели, в продолжении которой, все возрасты, все сословия, без различия чинов, все разряды кроткого, добродушного народа, веселятся вместе с богачами и вельможами, не мешая один другому.– Утром, кругом гулянья, возят в каретах, маленьких детей; между каретами, пролетают стрелою, молодые Московские щеголи в дрожках, так сказать, показываясь в это время перед публикою, а около двух пасов утра, съезжается лучшее общество и ходить пылком по прекрасной широкой тропинке, огороженной перилами, отделяющими ее с одной стороны от экипажей, а с другой от балаганов, на которых шумят, смешат народ замысловатые паяцы и фокусники) около них толпятся тысячи людей, смеются над их шутками, удивляются их хитрости, зевают, глазеют и скалят зубы по праздничному.
Тут вы видите и непромокаемых и несгораемых; там один принимает яды, а в другого стреляют из 10 ружей и он невредим; в одном балагане, штукарь показывает дьявольское наваждение на веревке, а в другом, дают театральное представление собаки и зайцы.
Посреди всего этого чудного, дивного, стоит маленькая будочка, на складном стуле; к верхушке её прикреплена береговая палочка, на палочке вместо флага, развевается замасленный, красный носовой платок; в будочке есть два стёклышка; позади ее, стоит отставной солдат и показывает, разные оптические виды, мальчикам и деревенскому мужику, которые с любопытством толпятся, около его райка, и защищая рукою один глаз от солнца, прищура другой, смотрят серьёзно, в маленькие стеклышки.
Солдат делает этой публике некоторые пояснения; он всегда говорит, как-то носом, протяжно и однообразно. “Вот, смотри и гляди, город Аршав: Русские Поляков убирают, себе город покоряют. Вот смотри и гляди город Ариван; вот Князь Иван Федорович выезжает и войска созывает; посмотри, вон Турки валятся, как чурки, Русские стоят невредим! Вот, смотри и гляди, город С. Петербург и Петропавловская крепость; из крепости пушки палят, а в казематах преступники сидят, и сидят и пищат, а корабли к Питеру летят! А вот город Москва бьет с носка; Король Прусской в нее въезжает, а Русской народ ему шапки снимает…. Ах, хороша штучка, да последняя”.
Между тем наступает 4 час; лучшей общество уезжает обедать, а в. самое это время начинается вечернее гулянье. Цепи экипажей несутся под Новинское; сперва купцы, немного позже дворянство и уже экипажное гулянье, продолжается до заката солнца.
Молодые люди как птички на жердочках, сидят на перилах, бурлят, критикуют, лорнируют хорошеньких Москвитянок, подходят к экипажам, и если красавица занимает щеголя, то облокотись важно на ручку каретной дверцы, живописно закинув на плечо полу своего модного плаща, он провожает карету и расточает, в это время, свои Французские комплименты, иногда с величайшими грамматическими и сердечными ошибками.
Наконец наступает 1 Мая и открывается первое загородное гулянье в Сокольниках, потом Семик, — в этот день бывает многолюдное гулянье в Марьиной рощ.– Им оканчиваются большие, годовые гульбища и лучшее общество, начинает редеть, потому что многие уезжают в деревни и на дачи; но за то, в это время, частные гулянья оживают все вместе, во всем их разгул и разнообразии, по всем концам огромного города.
Знаменитый Бардин, начинает обыкновенно травить, за Рогожскою заставою, своего лютого медведя алана, которого он не может затравить, в течении 20 лет; открываются, на близлежащих дачах и в городских садах: Парижские Тиволи, Венские и Берлинские Пратеры, и различные Элизиумы, где бывают разные удивительные метаморфозы, великолепные катастрофы, Олимпийские цирки, Гишпанския пантомимы, Геркулесовые упражнения, Китайские пляски, Индийские игры, путешествие доктора Фауста и его помощника Плутона в ад, прогулки Бахуса на бочки и разные, не слыханные, живописные табло, освященные бенгальскими огнями.
На этих гуляньях портнихи, швеи, цветочницы, купцы и приказные, составляют большую часть публики; в нескольких местах прекрасного сада, играет полковая и инструментальная музыка, поют Русские песельники и цыгане, на воде катаются в лодках и пускают фейерверки.
Кавалеры бывают очень любезны с дамами, которых они угощают в палатках до поздней ночи, — освященной всегда, каким нибудь бриллиантовым транспарантом, и веселятся иногда до того, что как сами говорят: уж ничего в волнах невидно.– Одни афиши, печатаемые для объявления о таких гуляньях, непременно возбудят любопытство, и я знаю людей в Петербург, нетерпеливо ожидающих Московских ведомостей, чтобы только, хоть полюбоваться на эти афиши.
Между тем по Воскресениям, на даче Немецкого Клуба, бывают балы, поют цыгане и дают представления разные, приезжающие фокусники и артисты; лучшее же общество, остающееся на лето в город, соединяется по Пятницам в Сокольницкой рощ и по праздникам, в огромном Воксал Петровского парка, где бывают маскарады, танцевальные вечера, лотереи, а в Царские дни, великолепная иллюминация.
Тут вы увидите Московских невест и красавиц, с их привлекательными нарядами и изысканною небрежностью загородных прогулок; Московских львов и Московских денди, с их перехитренными, модными фраками и сюртуками, с воткнутыми в глаза черепаховыми лорнетками; людей с печальными, ватными, довольными или Вечно-улыбающимися лицами, дородных и тощих, действительных молодцов и безобразных, воображающих себя красавцами, и множество таких людей мужеского и женского рода, которых вы, встречая ежедневно, никогда не узнаете, потому что ни лица их, ни одежда, не заключают в себе ничего необыкновенного и такого, на чем бы могло остановиться ваше внимание.
Эти люди, так схожи между собою, как листья на берёзе; вы их увидите и позабудете, как те неясные грезы во сне, которые случалось, каждому из нас, видеть в жизни, между тем, как эти люди имеют свои, даже для них самих неприметные, страсти, желают более или менее быть заметными, любезны, мы и счастливыми в своих маленьких, иногда возможных, иногда не возможных, даже глупых предприятиях.
Кроме исчисленных мною мест для прогулки, вы встретите, ежедневно гуляющих — на бульварах, в особенности на Тверском, Пресненских прудах и в Кремлевском саду, где в положенные дни играет музыка, а в день коронования Императора, в Кремлевском саду бывает блестящая иллюминация. Летом, бывают также конския скачки, на устроенном для сего беге, куда собирается множество жителей всякого звания. Если хотите уединенных, загородных прогулок с своим семейством, поезжайте по окрестностям Москвы; он очаровательны.
Я назову вам лучшие из них: Царицыно, Кунцово, Кусково, Воробьевы горы, Кузьминки, Астанкино, Коломенское, Петровское-Разумовское, Архангельское и множество других. Зимние же гулянья заключаются в утренней прогулке, ясными днями, по Кремлевскому саду и на Тверском бульвар, где собирается лучшее общество, а также бывают катанья по набережной Москвы-реки и на Новинском валу.
Говоря о гуляньях, я не могу не упомянуть об оригиналах, которых вы можете встретить в Москве. Если бы одно из этих лиц, поселилось жить в губернском город, то там бы просто признали его за сумасшедшего и бегали бы на него смотреть, а здесь оно теряется во множеств, и только один глаз наблюдателя может удивляться странному препровождению времени этих оригинальных людей. Они обыкновенно бывают средних лет, среднего роста; физиономия их, почти вечно улыбающаяся без всякой причины; они не служат и не занимаются хозяйством; чтож они делают? спросите вы; это верно литераторы? Вы ошиблись! они никогда ничего не читали и не читают. Это игроки? Они в руки не брали карт. Но в чем же они проводят время? Они провожают! Вот достаточное определение их занятий, в течении целой жизни. В
ы можете, всегда наверное, встретить их на Тверском бульвар и в Кремлевском саду, зимою ли, в суровую ли осень, в полдень или глубокую полнота, все равно, вы их там найдете, смиренно посиживающих на лавочках или, слоняющихся из одного конца аллеи в другой. В то время, когда один из этих господ, сидит на лавочке, пройдет мимо пригоженькая дама, а иногда, просто какая нибудь горничная девушка, в нанковом капот и с большим узлом, волокита встает с места и в почтительном отдалении, следит незнакомку; она с бульвара,– он за ней, она на Тверскую, на Покровку,– он за ней и таким образом, иногда очутится где нибудь в Лафертов.
Тут девушка входит в калитку маленького домика,– барыня иногда подходит к порядочному дому; волокита наблюдает с восхищением, как звезда, путеводительница его, скрывается в свои чертоги. Он смотрит, как дама, в хорошеньком башмачке, ловко припрыгнула на крылечко и ускользнула от него, подобно бабочке, или как горничная девушка, беспечно захлопнула за собою калитку; волокита улыбается в самодовольствии. Как хороша! говорит он, сам себе вполголоса и возвращается на прежнее место, как будто, сделав дело.
Если же какая нибудь шалунья, во время его преследования, раза два оглянулась, сделала глазки, улыбнулась, волокита счастлив в душе! Вы люди темные, не поймете этого счастия, не постигнете того восторга, с каким он будет рассказывать свое путешествие приятелю,– в свою очередь, ожидающему кого нибудь проводить из Кремлевского сада на Козиху, или под Донскую. Ему все равно; даль не ужасает крепких ног его, давно привыкших машинально следить за ножками, в хорошеньких ботинках и за страшными ногами, в грязных шерстяных чулках. Никакие бури и непогоды не могут помешать этим, улыбающимся людям, быть на обыкновенном месте их прогулки, от которого их могут отвлечь, разве только провожание и смерть.