Неизвестные авторы
Вестник Европы. 1807. № 17.
Об освобождении Москвы от поляков
Трагедия Пожарский дает случай вспомнить об ужасных бедствиях, терзавших Россию в смутное время междуцарствия. Коварства и жестокости врагов, изменнические поступки своих, поругание святыни, кровь реками проливаемая, представляет мрачную картину, от который надлежало бы отвратить взоры, если б не сияли на ней великие подвиги, незабвенные примеры патриарха Ермогена, митрополита Филарета, архимандрита Дионисия, келаря Авраамия, боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского, думного дворянина Минина и других мужей, живущих в памяти благодарного потомства.
Несчастный царь Василий Иоаннович Шуйский (1610) низведен с престола. Вельможи государства, несогласные во мнениях и склонностях, одни держались Польши; другие преданы были обманщику второму Лже-Димитрию, находившемуся близ Москвы в Тушинском своем стане; наконец третьи верные сыны отечества, желали чтобы на царство избран был муж от рода российского. Между тем надлежало предотвратить безначалие; бояре, члены царского совета, взяли бразды правления.
Польский гетман Желковский, узнав о наставшей перемене, двинулся из Можайска и расположил войско свое под Москвой на лугах Хорошевских, будто бы с тем единственно намерением, чтобы предупредить могущее произойти волнение в народе. Пока в Москве царствовал Василий Иоаннович, до тех пор поляки подкрепляли самозванца, выдавая его за истинного Дмитрия, будто бы спасшегося от смерти: когда престол царский сделался праздным, в то время родились в них другие мысли и намерения. День ото дня увеличивалось в Москве число людей преданных Желковскому, который имел с ними сношения, задабривал их обещаниями, и наконец объявил им, что для прекращения всех несчастий не осталось другого способа, как просить короля Сигизмунда, стоявшего тогда под Смоленском, чтобы сыну своему Владиславу дозволил быть царем всероссийским.
Бояре вступили в переговоры с Желковским. Кроме прочих условий, положено было признать Владислава царем, с тем, чтоб он принял греческую веру, чтобы не отменял прежнего устройства государственного, чтобы мест и должностей не вверял полякам и литовцам, чтобы содержал всех россиян в милости и не переменял прежних обычаев, чтобы до прибытия королевича войско Желковского оставалось вне Москвы, чтобы гетмана Сапегу отозвал от Лже-Дмитрия. Статьи договора подписаны с обеих сторон и разменены; духовенство и граждане поклялись в верности Владиславу, а гетман целовал крест, что все статьи будут исполнены в точности.
По общему согласию патриарха Ермогена и бояр, отправлено к Сигизмунду под Смоленск великое посольство для окончания дела о возведении Владислава на престол всероссийский. Митрополит Филарет и боярин князь Василий Васильевич Голицын, со многими духовными и светскими особами, получив наставление от патриарха и совета, отправились в путь 9 сентября 1610 года. Король сперва принял их ласково. Начались переговоры между послами и польскими министрами. Сигизмунд требовал, чтобы послы велели храброму и верному начальнику в Смоленске сдать город. “Когда сын ваш — отвечал Филарет — сядет на престоле; тогда не только Смоленск, но и вся Россия будет в его власти. Вам неприлично разделять на части его государство”. Ответ сей не полюбился Сигизмунду, который скоро потом обнаружил намерение свое не только не посылать в Москву Владислава, но покорить себе всю Россию, или по крайней мере присоединить лучшие области к Польше. Знаменитые послы, по семимесячных бесполезных сношениях и переговорах, задержаны под стражею.
Поляки стояли смирно под Москвою, и не давали никакой причины на себя жаловаться. Но скромность их была притворная. Злые граждане, подкупленные поляками, искали случая впустить их в город. Они разглашали, будто народ хочет отдаться обманщику, и доказывали, что надобно просить помощи у Желковского, которому, говорили они, долг велит беречь Россию, принадлежащую Владиславу.
Многие ослепленные граждане добровольно подклоняли выю под чуждое иго. Боярин Михайло Салтыков Кривой был главным начальником стороны полякам преданной. Сей человек, дерзкий и коварный, умел кстати употреблять ласки и угрозы, сплетни и насилие. Он довел до того, что сами же бояре московские, несмотря на слезы и прощение патриарха Ермогена, поехали в стан к гетману с просьбой, чтобы он вошел в Москву с войском. Желковский в октябре месяце приехал в Кремль, остановился на старом дворе царя Бориса Годунова, у всех ворот поставил свои караулы, взял к себе ключи кремлевские, уничтожил прежнее правление и овладел всеми сокровищами царскими.
В Мосвке оставалась часть российского войска, которое страшило Желковского. Салтыков постарался избавить его от сего беспокойства. Он выслал все войско из Москвы против шведов, которые, по его словам, взяли Великие Луки и шли уже к Новгороду. Тогда Желковский совершенно открыл гнусные свои умыслы; заграбив царские сокровища, одну половину употребил он для удовлетворения жадности своей и своих сообщников, другую отдал присланному от короля казначею, изменнику Андронову, который, по свидетельству летописцев, сделал более зла московским жителям, нежели поляки.
Жестокий и вероломный сей гетман, укротивши Кремль и Китай, и оставивши по себе начальство над войском и над Москвою старосте Гасевскому, отправился под Смоленск в стан Сигизмунда, куда привез с собою несчастного царя Василия Иоанновича и двух его братьев. Они уморены в Варшаве, спустя потом три года.
Лже-Дмитрий, находившийся в селе Коломенском под Москвою, видя, что поляки овладели столицею, и что уже никакой надежды не остается, отправился в Калугу. При нем были казаки, татары и русские. Поляки не заботились преследовать самозванца, для того чтоб не дать усилиться стороне верных сынов отечества; но злодей погиб от руки князя Урусова. Марина, жена первого Лже-Дмитрия, с отцом своим, воеводою Сендомирским, по договору еще при царе Василии Иоанновиче Шуйском отпущена была из Москвы; она приехала в село Тушино к обманщику, признала его мужем, и с тех пор при нем находилась. Скоро по смерти мнимого мужа своего она родила сына. Сообщники Лже-Дмитрия еще до рожденья младенца присягнули служить ему верно. Заруцкий, начальник донских казаков, при сем случае показал особливое усердие, более думая о своих, честолюбивых затеях, нежели о выгодах Марины.
Смерть обманщика не прекратила несчастий в России. Враги опаснейшие гнездились в самой столице и на пределах государства. Многие первостепенные люди, вместо того, чтобы содействовать усердию верных сынов отечества, спешили в стан Сигизмунда с подарками и поздравлениями, добивались чинов, просили деревень — и Сигизмунд с царскою щедростью удовлетворял их просьбы. Он раздавал им то, чего и сам еще не имел в своей власти. Между тем жители московские страдали: имущество, жены, дочери принадлежали уже врагам, а не гражданам. Поляки и сообщники их требовали, чтобы патриарх написал к Сигизмунду, что во всем полагается на его волю. Добродетельный пастырь негодуя отверг требование, несмотря на угрозы Салтыкова, который дерзнул поднять нож на патриарха. Утеснители отечества ненавидели Еримгена. Он проникал все их намерения, поселял бодрость в народ, укреплял его в вере и в посылаемых грамотах открывал вражеские умыслы.
Злодеи согласились убить патриарха, когда он пойдет с вербою; положено не щадить и народа: но умысел открыт; патриарх не выходил с вербою, и жители сидели запершись в домах своих. Раздраженные поляки отложили мщение свое до вторника страстной седмицы. В сей-то несчастный день (19 марта 1611) Москва была ужаснейшим позорищем. Все улицы, все площади обагрились кровью. Поляки и сообщники их, пылая бешенством, повсюду искали жертв своих. Духовенство прежде всех подпало мечу извергов. Ни красота юношества, ни бессилие старости, ни слабость младенчества, ничто не спасало невинных. Костры мертвых и умирающих лежали по улицам; церкви и монастыри поруганы и расхищены; погибли многие бояре, в числе коих и князь Голицын, брат посланника. Бессмертный князь Пожарский сражался с поляками на Стретенской улице и, прогнавши их к городу, сделал острог у церкви Введения, чтобы сколько-нибудь защититься от лютых разбойников. Бутурлин и Калтовский храбро сопротивлялись, один у Яузских ворот, другой за Москвою рекою. Злодеи, тем еще более распалившиеся, начали жечь здания; Салтыков, чтобы дать пример другим, зажег собственный двор свой. Все расстояние от Тверских ворот до Калужских обращено в пепел. Князь Пожарский долго держался в острожке своем, и не пускал поляков за Каменный город; но сражавшись более суток, наконец получил многие раны, в беспамятстве вынесен за город, и отвезен в Свято-Троицкую Сергиевскую обитель. Судьбы Вышнего сохранили жизнь Пожарского для спасения отечества.
Король Сигизмунд наградил подарком вестника, донесшего о сем ненавистном побоище. Поляки старалась оправдать перед светом неслыханное свое бесчеловечие; они говорили, что принуждены были к тому самыми россиянами, которые в разных местах сбирались для освобождения столицы.
Войско действительно в разных местах собиралось. Из Москвы патриарх Ермоген, а из Троицкого Сергиева монастыря архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын разослали по городам свои грамоты, коими увещевали и молили всех об избавлении веры и отечества. Думный дворянин Прокофий Ляпунов, один из главных виновников низвержения царя Василия Иоанновича, или движим будучи силой честолюбия, или желая загладить вину свою, или болезнуя о несчастье Москвы и России, прежде всех начал собирать войско в Рязани. К нему присоединились калужане, владимирцы, суздальцы, ярославцы и многие другие. В конце весны предводители были уже под Москвой и расположились: Ляпунов с рязанцами у Яузских ворот; князь Дмитрий Трубецкой с калужанами против Воронцовского поля; князь Федор Волконский с костромичами, Иван Волынский с ярославцами, князь Федор Козловский у Покровских и Стретенских ворот, Артемий Измайлов и князь Василий Мосальский с владимирцами у Тверских ворот. Кроме других пришел под Москву и Заруцкий с казаками. Архимандрит Дионисий и келарь Авраамий прислали от себя 200 стрельцов и 50 слуг монастырских. Сии войска немедленно по прибытии оказали на деле мужество свое и усердие. Они храбро встретили поляков за Яузским мостом, прогнали их с уроном в Кремль, овладели Яузскими, потом Покровскими, Флоровскими, Стретенскими, Петровскими и Тверскими воротами, побив множество поляков и немцев. Келарь Авраамий кропил ратников освященной водой, увещевая их мужественно подвизаться за отечество.
Несогласие между воеводами и неповиновение остановило успехи; надлежало избрать главных начальников. Жребий пал на Ляпунова, князя Трубецкого и Заруцкого. Казацкий начальник ненавидел поляков, которые, как сказано выше, приняли намерение противное выгодам самозванца и Марины; следственно услуги его не могли казаться подозрительными.
Гасевский и Салтыков много раз принуждали Ермогена писать к собирающим войско, чтобы оставили свое намерение. Непоколебимая твердость сего патриарха и любовь к отечеству страшили неприятелей. По приказанию Сигизмунда он лишен святительского сана и заключен в Чудове. На престол патриарший опять возведен бывший любимец Лже-Дмитрия, Игнатий, епископ Кипрский, который по освобождении Москвы бежал в Польшу и там умер.
Король Сигизмунд, раздраженный непреклонностью послов российских, которые не хотели отступить от данного им наставления, вопреки народному праву отослал их в Польшу под крепкой стражей. В Смоленске свирепствовала цинготная болезнь от недостатка в здоровой пище; множество осажденных погибло; несмотря на то Шеин защищался мужественно, и король был бы принужден снять осаду, если б изменник Дедихин не открыл крепость.
Между тем подмосковное войско оставалось в бездействии. Начальники, чувствуя потребность в государе, вздумали у шведского короля Карла IX просить одного сына. Несогласие час от часу усиливалось между ними, ибо каждому хотелось быть старшим. Трубецкого не уважали как человека недеятельного и любящего свои выгоды. Ляпунов беспрестанно досаждал боярам гордыми поступками. Заруцкий дозволял казакам своим обижать прочих ратников. Сверх того он не мог быть согласен с товарищами своими в рассуждении выбора на царство; не таил любви своей к Марине, и хотел малолетнего сына ее посадить на престоле.
Ляпунов, поссорившись с Заруцким, был убит казаками. История сохранила имя Ржевского единственно для того, чтобы заставить потомство удивляться великодушному его подвигу и достопамятной смерти. Будучи врагом Ляпунова, он вступился за правого, оборонял его, и погиб с ним вместе.
Понтус де ла Гардий со шведами пришел под Новгород. Боярин князь Одоевский, воевода Бутурлин и жители новгородские ничего не подозревали, думая что шведы, по содержанию прежнего договора, идут на помощь к войску подмосковному. Один предатель, из пленных россиян, ночью вводит шведов. Жители узнали о несчастье своем, когда услышали крик побиваемой стражи. Бутурлин, вместо того чтоб отражать неприятеля, грабит купеческие лавки и уходит из города. Только стрелецкий голова с четырьмя десятками казаков и некоторыми гражданами исполнили долг верных сынов отечества. Они погибли с оружием в руках; погиб и софийский протопоп Амос, который храбро защищался в доме своем против шведов, и лучше захотел сгореть, нежели отдаться неприятелю.
После того как протопоп сражался и умер за отечество, как воевода Бутурлин бежал из города, ограбив лавки, князь Одоевский и митрополит Исидор договорились о принятии шведского королевича Филиппа на престол новгородский, и сдали город Понтусу, который немедленно заключил их под стражу, ограбил все монастыри, церкви, дома и отправил в Швецию даже колокола и свечи местные.
При столь бедственных обстоятельствах явился во Пскове новый обманщик Сидор, называвший себя царем Дмитрием, будто бы спасшимся от умыслов Годунова, от заговора Шуйского и от меча Урусова. В подмосковном войске казаки и другие уже признали его за государя. По счастью обман скоро обнаружен; самозванец схвачен, привезен под Москву, и повешен на дереве.
Казнь злодея сего не помогла России, уже на краю пропасти находившейся. Архимандрит Дионисий и келарь Авраамий доставляли порох и свинец в стан подмосковный, а между тем опять разослали по городам убедительнейшие грамоты об избавлении отечества. Много было усердных россиян, готовых устремиться на поражение супостатов, но не было главного орудия общей воли. Козьма Минин Сухорукий, нижегородский купец, промышлявший мясным торгом, предприемлет великий подвиг избавить Россию, назначает в мыслях своих военачальником стольника князя Пожарского, летит к нему в нижегородскую деревню, где сей знаменитый муж лечился от ран, предлагает ему свое намерение, советуется о распоряжениях. Возвратясь в город, именем веры и отечества убеждает сограждан отдать все имение на жалованье ратным людям, продать дома, если нужно, заложить жен и детей, и выбрать достойного предводителя.
Восторг овладел сердцами. Граждане, составив общую казну, немедленно отправили посольство к Пожарскому. Князь требует, чтобы Минину, как человеку служилому, говорит летопись, поручена была важная должность сбирать казну, раздавать и беречь ее. Разнеслась молва о предприятии спасителей отечества; жители Дорогобужа, Вязьмы и смоляне, поселившиеся в Арзамасе (Смоленск был тогда в руках Сигизмунда), первые прислали с просьбою о принятии их в соединение; многие города предложили денежные пособия; стрельцы и казаки стекались под знамена Пожарского. В сие-то время поляки и сообщники их уморили голодом (1612 февраля) томимого в заключении патриарха Ермогена, потому что он отрекся писать к Пожарскому. Святитель погребен в Чудове.
Пожарский повел войско свое в Ярославль. Заруцкий, боясь чтобы сей военачальник не разрушил надежды его, посылает казаков покорить упомянутый город; но князь предупредив умысел, отражает неприятелей с уроном. Он вознамерился не прежде идти к Москве, как рассыпав отряды казаков и мятежников, опустошавших разные области. Заруцкий явно женился на Марине. Разбойник сей, обагренный невинною кровью граждан, которых он принес в жертву или мщению своему или сребролюбию, страшился приближения князя Пожарского. Подущенные казаки искали случая лишить его жизни. Одному едва не удалось исполнить злодейское препоручение, в толпе народа, когда князь шел осматривать пушки.
В подмосковном стане получено известие, что гетман Хоткевич ведет в Россию многолюдное войско. Пожарский двинулся поспешно из Ярославля. Передовые полки его укрепились один у Петровских ворот, другой у Тверских. Вслед за ними пришел Пожарский с Мининым и келарем Авраамием. Трубецкой с почестью встретив Пожарского, просил его соединить оба войска; но сей расположился у Арбатских ворот особо, может быть для того чтоб не быть под начальством у старшего себя, или же чтоб не дать случая войску своему познакомиться с казаками. Поступок сей поселил несогласие между военачальниками. — Заруцкий еще до прибытия князя Пожарского, с половиной казаков своих бежал в Коломну, а оттуда в Михайлов.
Хоткевич, переправясь через Москву реку 23 августа, расположился под монастырем Новодевичьим. Пожарский отрядил пять сотен лучшей конницы своей к Трубецкому, который сам вызвался ударить на неприятеля сбоку из-за Москвы реки. Начинается сражение, Поляки теснят русских. Пожарский приказывает своим спешиться; но Трубецкой остается в бездействии. Отряженные к нему сотни с некоторыми усердными казаками самовольно летят к месту сражения, и помогают Пожарскому одержать победу. Гетман прогнан к Поклонной горе оставив множество убитых.
В 24 день августа оба полководца расположились под Донским монастырем, и приготовились к решительному бою. Чтобы помешать сообщению между войском Хоткевича и поляками в Кремле находившимися, на Пятницкой улице подле церкви Св. Климента сделана была крепостца, в которую введены казаки Трубецкого. Гетман со всею конницею ударил на русских; Трубецкой, не выдержав первого нападения, отправился обратно в укрепленный стан свой. Конные полки Пожарского прогнаны и, как говорит летопись, втоптаны в реку Москву. Князь, удержав неприятеля пехотою, тщетно требует помощи у Трубецкого. Келарь Авраамий просит казаков не оставить отечества в руках иноземцев, и обещает им всю казну монастырскую на награждение. Казаки склоняются, и участвуют в битве. Минин, выпросив себе у князя три дворянские роты, скачет с ними за реку Москву. Все вместе гонят поляков до самого стана, который с обозом и пушками достается победителям. Гетман, потеряв множество своих, переправился за реку, и всю ночь простоял на горах Воробьевых. На другой день рано побежал он в Польшу.
Оставалось выгнать поляков из Кремля и Китая. Русские полководцы, которых наконец успел примирить келарь Авраамий, занялись устроением внутреннего порядка и разными приготовлениями. Первым плодом согласия их было взятие приступом Китая (22 октября). Спасшиеся от смерти поляки ушли в Кремль, где недостаток хлеба сделался еще мучительнее. В осажденном Иерусалиме одна женщина ела мясо своего собственного дитяти; парижские жители делали из костей человеческих муку, и питались приготовленным из нее хлебом; в городе Китае русские нашли чаны с насоленным человеческим мясом! Многие летописи предают известие нам о сей ужасной крайности.
Теперь в Кремле не живут частные люди; но тогда он был наполнен домами и подворьями. Томимые голодом поляки вздумали выслать из Кремля всех женщин. Пожарский встретил боярынь, раздал их по рукам приятелей и родственников и наделил всем нужным. Осажденные бояре не без причины писали к Пожарскому и Минину, а не к Трубецкому, чтобы приняли жен их без позору: казаки Трубецкого хотели убить князя Дмитрия Михайловича за то, говорит летопись, что не дал им грабить барынь. Предосторожность поляков была бесполезна; голод усилился до того, что ели кошек, мышей, собак и даже мертвечину, наконец надлежало сдаться. Поляки просили, во-первых, не лишать их жизни, во-вторых, принять их в полки Пожарского, а не Трубецкого. Боязнь не напрасная; ибо часть польского войска, доставшаяся Трубецкому, почти вся побита казаками; напротив того пленники, приведенные в стан Пожарского, разосланы по городам, и даже не ограблены. Бояре и другие верные россияне, содержанные в неволе у поляков, также предпочли покровительство Пожарского. В числе их находился знаменитый юноша Михаил Федорович, которому по судьбам Вышнего предназначено было осчастливить Россию. Он и мать его инокиня Марфа в тот же день отправились в Кострому.
Изменник Салтыков нашел средство убежать к покровителю своему Сигизмунду. Осажденные жители, и в том числе единомышленники поляков, сухие. бледные, изнемогающие от голода, покрытые рубищами, заслуживали более сострадание, нежели мщение; они и тем уже были несчастны, что терпели бедствия не за отечество. Военачальники, боярин князь Трубецкой и стольник князь Пожарский, торжественно вошли в Кремль разными воротами.
Радость москвичей прервана была новым страхом. Польский король, овладевши Вязьмою, осадил Волок Ламской, а между тем послал под Москву сильный отряд с молодым Желковским, который, по безуспешных сшибках с русскими, отступил обратно. — Наконец и сам король, потеряв множество людей, поспешно удалился в Польшу. — Посланнику генерала де ла Гардия бояре сказали, что шведский королевич на престол московский принят не будет, а приплывших к городу Архангельску на помощь англичан поблагодарили за усердие, и объявили, что в них уже нет надобности.
Чины государственные согласно приговорили возвести князя Пожарского в достоинство боярина, назначили ему великие вотчины из казенных волостей, и вручили жалованную грамоту, которая потом подтверждена избранным царем Михаилом Федоровичем. Козьма Минин именовался просто выборным человеком от всей земли; признательный монарх пожаловал его думным дворянином.
Выше сказано, что Заруцкий, еще до прибытия под Москву князя Пожарского, убежал с Мариной. Быв разбит воеводою Бутурлиным под Переславлем Рязанским, он пошел в украинские города, ограбил Воронеж, разорил Астрахань; наконец пойман и привезен в Москву с Мариною и малолетним ее сыном, которого безрассудная мать сама назначила быть жертвою своего честолюбия. Сей несчастный младенец повешен (1613); Заруцкий посажен на кол; Марина умерла в темнице.