Старый город Кремль
Никола Гостунский.
В июне 21 числа 1506 г. повелением вел. князя заложили церковь кирпичную святого и великого чуд. Николы, где стояла деревянная старая церковь Никола Льняной, так изначала именуемая. В то же лето ее и совершили в девять недель. Но освятили ее 1 октября 1506 г. Вел. князь поставил в ней чудотворную икону Николу Гостунского, принесенную из села Гостуни под Лихвином, украсив ее златом и каменьем драгим и бисером, от неё же много изцеления быша и бывают и доныне приходящим с верою, свидетельствует летопись.
Вероятно, в это время церковь была учреждена собором, т.-е. соборным причтом с протопопом во главе.
В 1554 г. октября 7 ее опять освящали. Может быть, она обгорела в пожар 1547 г. и к этому времени была возобновлена: “подписаша ее и украсиша всякими потребами церковными” Освящал митроп. Макарий в присутствии даря Ивана и его брата Юрья с боярами при множестве народа.
Утвердилось мнение, что на этом месте некогда находилось Татарское подворье, о котором Герберштейн рассказывает следующее:
“В Московском Кремле был дом, в котором жили Татары для того, чтобы знать все, происходившее в Москве”. Супруга Ивана III, Софья-грекиня, не могла стерпеть такого позорного надзора за вел. князем и потому отправила к Татарской царице посольство с богатыми дарами и почтительным челобитьем просила уступить ей этот дом для того, чтобы на этом месте построить Божий храм по Божественному указанию, какое ей было внушено особым видением, предлагая вместе с тем, что взамен этого Татарского подворья она отведет Татарам другое помещение. “Дом был разрушен и на его месте построен храм”.
Предстоит вопрос, какой же храм был построен на том месте. Карамзин утвердительно отмечает, что это храм Николы Гостунского (VI, 58. Сочинения. М., 1820, т. VIII, 284), что на месте подворья выстроили деревянную церковь Николая Льняного, а потом каменную Николы Гостунского. Неизвестно, из какого источника почерпнуто это сведение. Кроме того, автор “Путеводителя к святыне и свящ. достопамятностям Москвы” (1876 г., 89), А. Иосиф, рассказывает, что “Софья видела сон, в котором получила повеление от святителя Николая соорудить во имя его храм на том месте, где находилось Ордынское подворье”. Нам кажется, что самое наименование старой деревянной церкви Никола Льняной должно противоречить этому свидетельству, указывая на более древнее существование этого храма, чем его постройка на Татарском подворье, которую Карамзин относит к 1477 году. Притом летописцы едва ли пропустили бы такое событие, не обозначивши его свидетельством именно о постройке такого храма. К тому же такое благочестивое деяние вел. княгини было бы неотменно занесено и в Степенную Книгу, в которой однако нет никакой записи по поводу этой истории.
Припомним, что св. Алексей митрополит также по откровению Божьему основал Чудов монастырь на месте, где был Царев двор Посольский, отданный царем митрополиту для постройки церкви и монастыря. Припомним, что у задних ворот монастыря в 1504 г. по слову вел. князя Ивана Вас. была построена церковь Козмы и Дамьяна вместо разобранной старой, которая не заняла ли то место, где стоял отданный вел. княгине Софье Татарский дом, как остававшаяся часть царева Посольского двора, именно конюшенная его часть, отделенная для Татарского подворья при самом основании монастыря. Это тем более вероятно, что здесь за межою монастыря существовали и монастырские конюшни, обширный конюшенный двор, поступивший во владение монастыря, как вероятно, после выхода Татар совсем из Кремля. Постройка новой Козмодемьяновской церкви последовала на другой же год по кончине вел. княгини Софьи, по слову вел. князя, как отмечает летописец. Быть может, вел. князь пожелал в новом виде, более прочном и достойном, сохранить этот памятник добрых забот вел. княгини о полнейшей независимости от Татарского владычества, от Татарской тесноты даже и в своем городе. Все это по нашему мнению вероятнее, чем сказание о Николе Льняном.
Собор Николы Гостунского в ХVII ст. пользовался таким же богомольным почетом, как и другие Кремлевские соборы, и потому в праздники Николы, 9 мая и 6 декабря, патриархи самолично отправляли в нем церковные службы и накануне, и в день праздника, при чем протопопу с братиею они давали на молебен полтину. Так по всему вероятию бывало и в XVI ст. при митрополитах. Само собою разумеется, что выходы патриархов всегда сопровождались раздачею милостыни нищим и заключенным в тюрьмах, близко стоявших судебных Приказов.
При соборе существовали, кроме приходящих, и записные нищие, именно только вдовы, 12 человек, иногда 18, иногда 10, которым патриарх жаловал обыкновенно по две деньги каждой, иногда по гривне.
Точно также и цари Михаил и Алексей приходили в собор на те же праздники слушать литургию, а иногда и накануне слушать вечерню и всенощную и молебен.
В соборе находились два предела: один во имя Введения Пр. Б-цы, стоявший с северной стороны отдельным храмом с главою, и другой во имя Зачатия св. Анны, пристроенный с южной стороны. Первый построен в 1560 г. по повелению Ивана Грозного как домовый храм в новом дворе его брата Юрия Васильевича, новые хоромы которого примыкали к Гостунскому собору с этой стороны.
Небольшой храм был освящен того же года 21 ноября, а заложен был в начале августа, следовательно строился всего три месяца. Царь на новосельи у брата ел и пировал с митрополитом Макарием.
Само собою разумеется, что в известные пожары 1547, 1571 и 1626 годов Гостунский собор подвергался опустошениям и обновлялся в свое время, как и в пожар 1737 г. он также обгорел и был в тот же год обновлен.
В 1754 г. вместо обветшавшей трапезы была приделана к храму новая.
И этот малый собор был тоже вотчинник, за ним в 1681 г. числилось 7 крестьянских дворов. Это была деревенька Ожегова в Звенигородском уезде, отданная в собор в 1549 г. на поминовение души вел. князя Георгия Ивановича Дмитровского, двор которого находился против собора.
Собор состоял на царской руге, получая деньгами и сукнами слишком 142 р. в год, кроме Введенского предела, получавшего особо слишком 24 р. в год, сверх ржи и овса.
В Гостунском соборе совершалась присяга Петру III и Екатерине II при их вступлении на престол.
Позднейшая история Николо-Гостунского собора очень примечательна по тем приемам обращения с древними памятниками, какие, к сожалению, действуют и доныне.
После нашествия французов и с ними Двадцати язык собор хотя и был опустошен, но как строение оставался в целости. В 1816 г. священник Михаил Александров, побуждаемый вероятно какими-либо ревнителями благолепия Божиих храмов, представлял преосвященному Августину митрополиту Московскому, что “здание Гостунского собора не соответствует красоте занимаемого им места; а также собору делает еще более безобразия странною своею фигурою предельная церковь (Введения), которая имеет наклонение на одну сторону и прочности не обещает”; посему просил разрешения начать преобразование собора перестройкою этой предельной церкви… Преосвященный разрешил перестройку собора 22 февр. 1816 г. Работы начались и продолжались все лето. Но 3 августа главнокомандующий в Москве граф Тормасов сообщал преосвященному, что Николо-Гостунский собор обстраивается вновь в готическом виде, и просил уведомления, каким порядком разрешена сия перестройка, так как от учреждений, от которых зависит это дело, позволения или согласия не требовано.
От такого вопроса преосвященный растерялся и немедленно остановил работы, а вместе с тем отвечал главнокомандующему, что собор Гостунский, так называемый по образу св. Николая, присланному с реки Гостуни, есть церковь довольно древняя, построенная в 1506 г., а в 1714 г. положена в ней часть мощей св. Николая; что жители Московские и иногородние имеют к сему собору великое усердие, как по древности его, так и по Великому Угоднику Божию и некоторые из усердствующих возжелали обстроить сей собор и дать ему лучший вид; что перестройка собора разрешена им, преосвященным, ибо строение всех церквей зависит от разрешения архиерейского, а при этом и Комиссия о строении Москвы не заявила, с своей стороны препятствий.
В то же время начальник Кремлевской Экспедиции князь Юсупов сообщал преосвященному, что собор, как памятник древности, приличнее было бы оставить в том виде, как был он прежде. Преосвященный дал предписание священнику, чтобы он немедленно новую постройку переделал так, чтобы она похожа была на прежний предел, или совсем бы ее сломал.
В этом году приезжал в Москву и государь и дело о соборе окончилось тем, что он был совсем разобран.
2 октября 1816 г. преосвященный доносил св. Синоду, что последовало Высочайшее соизволение, чтоб Николо-Гостунский собор, как обветшавший и по местоположению своему, и по бедности архитектуры делающий безобразие Кремлю, был разобран. Вместе с тем преосвященный представлял Синоду, что чудотворный образ с частью мощей, иконостас и всю утварь из собора перенести в новоустроенную церковь на Ивановской колокольне под колоколами и освятить эту церковь во имя св. Николая, и быть ей и именоваться Николаевским Гостунским собором, тем паче, что бывшая на Ивановской колокольне Рождественская церковь (Рождество Христово) более известна была по образу сего же святого, в ней находившемуся, к которому народ имел особенное усердие, но который по разрушении колокольни (1812 г.) не отыскан. Синод 10 генваря 1817 г. утвердил это представление.
Как скоро по этому представлению новая церковь на колокольне была устроена, преосвященный 20 июля 1817 г. дал предписание без замедления разобрать Гостунский собор, а материал его отдать в Вознесенский монастырь, где тогда строилась в готическом стиле церковь св. Екатерины.
7 августа того же 1817 года преосвященному донесли, что Гостунский собор разобран, значит с небольшим в две недели. Но вот что рассказывает свидетель всей этой истории, барон В. И. Штейнгель, адъютант главнокомандующего Москвы графа Тормасова, принимавший деятельное участие в возобновлении разоренной и сожженной Москвы. Это было 1816 г., когда в августе император Александр I прибыл взглянуть на опустошенный город и остался очень доволен его быстрым обновлением.
“По отбытии государя”,пишет барон, “мы с новой горячностию принялись за окончательное обновление Кремля и устройство Москвы (что происходило уже в 1817 г., когда в Москву прибыл император Александр вместе с Прусским королем).
“На Кремлевской площади оставался старый собор, называемый “Николы Голстунского”, похожий на “Спаса на Бору”, также вросший в землю. Его, по почтительной древности, предположено было обнести благовидною галереей по примеру домика Петра Великого; но полученное известие, что с государем прибудет и Прусский король, подало мысль: собор сломать, а площадь очистить для парадов.
“Граф послал меня переговорить об этом важном предмете с Августином. Преосвященный в полном значении слова вспылил, наговорил опрометчиво тьму оскорбительных для графа выражений; но, как со всеми вспыльчивыми бывает, постепенно стих и решил так: “Скажите графу, что я согласен, но только с тем, чтобы он дал мне честное слово, что, приступив к ломке, по наступлении ночи, к утру не только сломают, но очистят и разровняют все место так, чтобы знака не оставалось, где был собор. Я знаю Москву: начни ломать обыкновенным образом, толков не оберешься. Надо удивить неожиданностью, и все замолчат. Между тем я сделаю процессию: торжественно перенесу всю утварь во вновь отделанную церковь под колокольней Ивана Великого и вместе с тем освящу ее”.
“Довольный таким результатом переговоров, граф сказал: “О, что до этого, я наряжу целый полк: он может быть уверен, что за ночь не останется ни камешка”. При первом свидании с преосвященным граф выразил ему особую благодарность. Преосвященный понял, что я был скромен и не все передал графу, и с этой поры стал оказывать мне особенное внимание, говоря другим: “Это честный человек”.
“Голстунский собор действительно исчез в одну ночь.
“Этому не менее дивились, как и созданию в 6 месяцев гигантского экзерциргауза, со стропилами, поддерживающими потолок в 23 сажени шириною.
“Тут вся честь принадлежала двум инженер-генералам: Бетанкуру и Карбоньеру” (Истор. Вестник, июнь 1900 г., стр. 826).
Переписываясь с Тульским преосвященным Симеоном по случаю переделки в Туле языка к большому колоколу на Ивановской колокольне, Августин уведомлял его 1 июля 1817 г.,что освятил новый Гостунский собор (под колоколами Ивана Великого); а тот в письме очень жалел, что нарушили такую древность…
Безобразие храма заключалось в том, что он в 1754 г. был покрыт по старым закомарам железною кровлею на четыре ската, из которой неприглядно высилась его старая глава. (Альбом видов № XX).
Чудотворный образ Николы Гостунского пребывал в великом почитании и поклонении у Московского народа, как это засвидетельствовал и преосвященный Августин. Несомненно, что во имя особых чудотворений и вел. князь Василий Иванович перенес из села Гостуня зтот образ в Москву и поставил в новопостроенном храме того же имени св. Николы. С того самого времени и в Москве распространилась чудотворная благодать от иконы, подававшая верующим многие исцеления и многую помощь в желанных молениях. Между прочим в народе установилось верование, что св. чудотворец Никола особенно покровительствует вступающим в брак молодым людям, почему, как рассказывают, “в храм угодника родители приводили помолвленных дочерей своих или сговоренных сыновей, просили его защиты, записывали имена детей своих в книгу, при сем соборе хранившуюся, и твердо уповали на его покровительство” (Москва, Историч. Путеводитель, часть 2-я. М., 1827, стр. 11).
Основание этому благочестивому верованию находилось в житии чудотворца, где в сказании о трех девицах излагается следующее событие: в его время жил некий муж; был он сначала славен и богат, а потом стал не славен и убог и претерпевал такую бедность, что нуждался даже и в куске хлеба, не было чем и одеться. К тому же у него было три дочери попремногу благообразны зело. В своем нищенском бедствии отец домыслился до того, что вознамерился отдать своих дочерей на блуд хотящим и тем спасти себя и дочерей от горькой нищеты, так как нищих девиц и замуж никто не возьмет. Отец решался уже исполнить это дело, но по Божьему промыслу явилась ему нежданная святая помощь. Проведал про его решение иерей Никола и, не желая самолично передать ему прямо в руки надобную помощь, ибо так творят милостыню только малодушные, святой иерей в полночь пришел к дому погибающего и некиим оконцем внутрь его храмины вверг велик узел злата, а сам скоропоспешно домой возвратился. Проснувшийся на утро отец, увидев золото, изумился, подумал, что это мечта, но, ощупав монеты, уверился, что истинное это золото, и недоумевал только, откуда оно, никакого такого благотворителя ни откуда он не чаял. Обогатившись таким образом, отец успел выдать замуж свою старшую дочь. После того тем же порядком святой иерей Никола приносил такой же узел золота и для другой, а потом и для третьей дочери, тайно по-прежнему кидая узел в оконце. В последний раз отец подсмотрел, кто это творит ему такую благодать, и побежал за уходящим иереем, догнал его и упал ему в ноги, называя его избавителем и спасителем от беды и погибели. Иерей поднял его и клятвою заповедал никому о том не сказывать во всю свою жизнь.
Эта история трех девиц-невест утверждала в народе живейшую веру, что чудотворец Никола не оскудевает в помощи всем верующим.
Становится понятным и упомянутое выше обстоятельство, что при соборе находились записными нищими именно женский чин — вдовы. Не от того ли идет и древнее прозвание храма Никола Льняной, так как лен и льняная пряжа, несомненно приносимая в храм усердными богомолицами, и доныне в деревнях составляет исключительно заветный предмет женского труда и женских забот.
В истории Гостунского собора в особенности достопамятно то обстоятельство, что дьяконом собора был первопечатник Иван Федорович, первый типографщик в Москве, напечатавший вместе с своим товарищем Петром Тимофеевичем Мстиславцом первую книгу Апостол, над которою они работали почти целый год: начавши дело 19 апреля 1563 г., окончили его 1 марта 1564 г. {Об Иване Федоровиче см. нашу статью в журнале И. С. Аксакова, Русь, 1883 г., No 24.}.